Как в Приморье открыли лепрозорий. 95 лет назад

Сегодня, когда весь мир сотрясает короновирус (увы, и во Владивосток Covid добрался, официально подтверждено два заболевших), – хочется вспомнить о временах, когда на Дальнем Востоке свирепствовала не менее страшная болезнь – проказа. Мало кто знает, что недалеко от города нашенского был даже открыт Дальневосточный государственный лепрозорий.  Произошло это в 1925 году. 

Писатель Валентин Пикуль в своём романе «Богатство», описывая камчатскую колонию прокажённых в бухте Раковой (1903-1905 гг.), сделал безрадостное заключение «Тот, кто попадал сюда,… пропадал от жизни на веки вечные». Примерно в то же время здесь, оказалась семья Порошевых. Проказу муж привёз из Владивостока. Вскоре, обезображенный, измученный он умер, за ним – его жена, Аксинья Анисимовна, и сын Егор. Это лишь один эпизод из настоящей жизни прокажённых. На Камчатке фактически никого не лечили, лишь изолировали от общества до самого смертного часа. 

Известно, что 24 октября 1925 года в восьми верстах от Владивостока, в бухте Горностай, открылся Дальневосточный государственный лепрозорий на 60 коек. Он должен был стать главным штабом по борьбе с проказой на Дальнем Востоке, где имелись отдельные эндемические очаги проказы, а спорадические её случаи встречались повсеместно. В его первоочередные задачи входило - поставить борьбу с проказой на научную основу; на практике доказать, что эта страшная болезнь излечима; и, наконец, избавить общество от дикого страха – лепрофобии.

Лепрозорий был организован на базе объединения Николаевской-на-Амуре (создана в 1896 г.) и Камчатской (начало 1900-х) колоний прокажённых. Новая советская власть планировала сделать его не «местом пожизненного заключения», как это было раньше, «а светлым маяком, который может вывести отверженного больного на дорогу жизни в желанный и недоступный для него мир. Ведь проказа теперь излечима, по крайней мере настолько, чтобы больной не был опасен для окружающих… Он может вернуться в жизнь, но для этого - должен лечиться». Так, по крайней мере, заявлял в своём докладе заведующий Дальневосточным лепрозорием Н. Ф. Павлов, неутомимый энергичный лепролог, на первой краевой конференции по проказе, проходившей во Владивостоке 13 декабря 1927 г. Он особо подчеркнул, что лепрозорий «не есть только специальная больница. Это есть больница-колония, дающая возможность больным иметь полезный …правильно дозированный труд, а это лучший помощник в деле лечения проказы».  

Именно здесь, на конференции, был представлен свод правил для борьбы с распространением проказы.  Вот лишь небольшая выдержка из документа. «…Основной базис в борьбе с болезнью – надлежащее оборудование лепрозориев, которые должны обеспечить изоляцию, лечение, научную разработку болезни… Второе – точный учёт больных и ранняя диагностика…Третье – широкая санитарно-просветительская работа. Надо рассеять панический страх перед болезнью».

Справка. Эпидемиология проказы (возбудитель бацилла Hansena, открыта в 1871 г.) в то время во многом оставалась неясной, но было известно, что наиболее распространённые её формы передаются, как бы сейчас сказали, воздушно-капельным путём, при общении с больным. Проказа прежде всего охватывала самые бедные слои населения, живущие скученно, грязно. В зону риска попадали дети от четырёх лет и взрослые – от 20 до 40 лет. Болезнь страшна тем, что, помимо кожных покровов, поражает внутренние органы, лимфатический аппарат, дыхательные пути, кости, нервную систему – практически весь организм. Хроническое её течение  может продолжаться  годами. Особо подвержены этому заболеванию люди вредных профессий: дубильщики кож, рыболовы, металлисты, скорняки.

Дальневосточный лепрозорий разместили в брошенных военных казармах, предварительно их отремонтировав. Сначала сюда привезли 46 больных, спустя год – ещё 17. В том же 1926 году 9 прокажённых умерли. 

Штата не хватало. Вся работа легла на плечи врача, фельдшера и санитара, которые за год делали свыше семи тысяч перевязок. С финансами тоже было не густо. При том, что в начале 1926 года, как опять же сообщил в своём докладе заведующий лепрозорием товарищ Павлов, новое учреждение получило 10.500 рублей от крайздрава. Москва также отправила во Владивосток медицинского имущества на одну тысячу рублей. Столько же выслал Красный Крест – для материальной поддержки. 

Лепрозорий жил и обустраивался. Весной того же 1926 года, здесь появились библиотека, радиоприёмник, были приобретены постельное бельё, одежда, обувь. Начали действовать баня, прачечная, а также четыре мастерские: сапожная, столярная, слесарная, швейная. Трудоспособные больные лепрой, а таковых было около половины, «участвовали в постройке благосостояния колонии». Они работали в день по четыре часа, и получали соответствующее вознаграждение. Например, за ремонт помещений, уход за инвалидами и тяжелобольными, стирку, уборку сена. Только за 1926 год им было выплачено 914 рублей. 

Считалось, что «взгляд на прокажённого, как на трудовую единицу, находящуюся во временной изоляции, не давал умереть в нём психологии трудящегося человека». 

В Дальневосточном лепрозории, понятно, успешно занимались не только трудотерапией. Заметные плоды приносило комплексное лечение. Большое значение для учёных имели практические результаты, которых здесь добивались.

Несмотря на это, Дальневосточный государственный лепрозорий просуществовал всего несколько лет. Вскоре его объединили с Иркутским профильным заведением, куда переправили больных и соответствующий «инструментарий».

Много лет назад, ещё в 1997 году мы с фотокорреспондентом Юрой Мальцевым попытались разыскать следы этого заведения, наводившего в своё время ужас на всю округу. По совету старожилов отправились в бухту Щитовую (рассказывают, она получила это имя, потому что здесь выставлялись мишени-щиты для учебных стрельб). Впереди синело море, отороченное белой полосой пустынного пляжа, справа темнела шеренга крепких тополей, прозванная в народе аллеей любви.  В отдалении стояла старая каменная казарма с вполне ещё молодцеватой выправкой. В ней на тот момент была «коммуналка», где проживали около десяти семей. Один из жителей на вопрос о лепрозории тут же заявил: «Аккурат здесь он и был. Мне об этом баба Шура рассказывала, жаль не сможет подтвердить – умерла в прошлом году». Елизавета Басова, жившая в то время в деревянном домике по соседству (без малого 40 лет), никакой информации по этому поводу дать не смогла. Правда, рассказала, что слышала от старика из посёлка Рыбачьего, будто в бухте Мертвая падь сжигали тела умерших прокажённых. 

На память о посещении бухты Щитовой осталось фото старой воинской казармы, где мог, вероятно, находиться лепрозорий. А, может быть, и нет. Как тут не вспомнить писателя Валентина Пикуля: «Тот, кто попадал сюда,… пропадал от жизни на веки вечные». 

К слову. Проказа известна человечеству с библейских времён. Считается, что впервые она «зародилась» в Египте. На Дальнем Востоке – в странах Азиатско-Тихоокеанского региона. Исторически появление проказы на российском Дальнем Востоке связывается  с якутами. Перемещаясь во второй половине XIX века на восток, они занесли эту «заразу» на Амур и на Камчатку, заразив местных кочевников-инородцев, а те, в свою очередь, - пришлое русское население, селившееся по среднему и нижнему течению Амура. Накануне революции 1917 года в России в «прокажённый список» попали более 50 городов и крупных поселений, среди них –Петропавловск-Камчатский, Хабаровск, Николаевск-на-Амуре, Никольск-Уссурийск, Владивосток, Иман (Дальнереченск), Сучан (Партизанск), Тавричанские копи, поселение Краббе. 

По статистике Наркомата здравохранения к 1 апреля 1926 года в стране существовало девять лепрозориев, где находились 879 больных. В то же самое время в соседнем Китае их было около одного миллиона, а в Японии – свыше 100 тысяч человек.

Тамара КАЛИБЕРОВА, фото Юрия МАЛЬЦЕВА