Война родом из детства

Родился я в Москве 9 апреля 1937 года.
Мой отец, Александр Сильвестрович Камовский, в то время учился на курсах
повышения квалификации при Академии (какой – не знаю). О серьёзности его
образования свидетельствует пожелтевшая фотография 1937 года, долгое время
хранившаяся в семейном альбоме. На четырёхметровом столе во всю длину – осётр.
За столом – человек десять. Я узнаю двоих. Это мой отец и недалеко от  него – Анастас Иванович Микоян, тогдашний
«небожитель», в 1934-1938 гг.  первый народный
комиссар пищевой промышленности СССР, с 1935 года – член Политбюро ЦК ВКП (б).

Совсем маленьким меня увезли из столицы.
Отец, окончив курсы, получил назначение на Камчатку. Из Москвы мы отправились
поездом. Наша поездка завершилась в Хабаровске. Состояние здоровья мамы – Евдокии
Евдокимовны (урождённой Володькиной) – не позволяло ехать дальше. Отца
назначили директором рыбозаводика в селе Елабуге на Амуре. Затем   перевели
в Хабаровск, он стал начальником рыбного порта № 4. Здесь 22 июня 1941 года мы
услышали страшное известие  о начале
войны с  Германией. Отец получил бронь,
он должен был организовать бесперебойное снабжение фронта рыбой.

 «Всё для фронта, всё для победы!» – под таким
лозунгом трудилась страна, а также маленький коллектив рыбного порта № 4 – трое
мужчин и с десяток женщин-солдаток. Иногда во время  аврала на помощь  присылали солдат или  матросов. Часто рыбный порт работал практически
круглосуточно: разгружали и обрабатывали рыбу, которую доставляли в бочках на
кораблях с нижнего Амура.                                                                                                                                    
                                                                                                                                        Помню
проводы на фронт дяди Степана, отца моего товарища Шурки. На дворе зима. В
конторке на столе патефон. Крутится деформированная от тепла пластинка. И как
по волнам «плывёт» мембрана. «Пара гнедых, запряжённых зарёю»…звучит
проникновенный голос. Видимо, любимый романс. Дядя Степан  садится 
в розвальни, запряжённые лошадью, и уезжает. Много позже на стеле
мемориального комплекса в Хабаровске 
среди тысяч  фамилий прочитал:
«Воропаев С. И.». Это он,  дядя Степан,
отец моего товарища детства Шурика Воропаева.

Из воспоминаний  военного детства.  Гурьбой,  человек шесть-семь, включая мою старшую сестру
Галю, мы нередко отправлялись к железной дороге, проходящей в полукилометре от
нашего дома. Стоя на пригорке, провожали медленно идущие на фронт эшелоны с
танками. Из башен нам махали танкисты. И мы в ответ тоже махали и что-то кричали.
Как-то видели состав,  идущий с Запада, с
обгоревшими танками.                                                                                                      

По воскресеньям утром в клубе завода им.
Молотова детский  киносеанс. Зал человек
на 500  был наполнен под завязку.
Вповалку сидели и в проходах. Любимыми были фильмы  «про войнуху». В память врезался фильм «Радуга»
по повести Ванды Василевской. Особенно такой эпизод: фашист отбирает у матери
младенца и наставляет на него пистолет… «Не надо!» – закричал я на весь зал и
залился слезами. Сестра утешала меня. Много лет спустя фильм показывали по
телевизору. Смотреть не стал.

Иногда вместо последнего урока мы смотрели
киносборники. В центре школьного коридора висел  экран. Стрекотал киноаппарат. По обе стороны
от экрана располагались зрители, ближе к экрану ученики сидели на полу,
остальные смотрели  «киношку» стоя. Помнятся
до сих пор «Похождения бравого солдата Швейка», «Приключения Чарли Чаплина»,
военная кинохроника.                                                                                                                

Время от времени нас радовали
угощениями. В класс входила буфетчица тётя Клава. И каждому из  зелёного эмалированного ведра в бумажный
кулёк насыпала по две чайные ложечки сахара. Очевидно, для улучшения «мозговой
деятельности». Когда кто-то из мальчишек нечаянно просыпал сахар на пол (такое
случалось, и это была настоящая трагедия), он аккуратно «собирал» его языком.

В каникулы моей  обязанностью была «покупка» хлеба. Хлеб
отпускался по карточкам. И не дай бог потерять её. Часто ходили в магазин
вместе с моим товарищем Витькой Таракановым. Отстояв очередь часа три-четыре,
бережно уложив в сумки хлеб, мы, счастливые, шли домой. Хлеб  был развесной. Всегда имелись довески. Я с
удовольствием  их съедал. Мне это
разрешалось. В Витькиной большой семье был другой порядок. Бабушка делила хлеб
длинной ниткой согласно нормам  по карточке:
рабочему –  400 граммов, служащим – 300,
детская  норма – 200 граммов хлеба. Во
время наших игр Витька часто отвлекался, чтобы отщипнуть кусочек от «своего»
хлеба.

Как-то отец сказал мне: «Вот  закончится  война, купишь хлеба и булочек сколько хочешь».
Каюсь, отцу я тогда не поверил.

Дома на стене висела большущая чёрная
бумажная «тарелка» –радиорепродуктор. Когда звучал голос диктора Левитана: «От
Советского Информбюро», все затихали.

Девятого мая был солнечный тёплый день.
Я бегу по ещё  не вскопанному огороду,
имеющему небольшой уклон. Бежать легко и радостно, и кричу что есть силы:
«Победа! Победа!». Это я запомнил навсегда!

Летом 1945 года демобилизованные
фронтовики возвращались домой. Знакомые отца по Елабужскому рыбозаводу
останавливались у нас в Хабаровске, ожидая оказии, чтобы добраться домой. Дядя
Тазеев (так звала его моя старшая сестра) был светловолосый, худощавый, ему лет
30. Он возвращался из госпиталя, в бою получил ранение осколком в нижнюю
челюсть. Лицо – сплошь в шрамах. У него был беззубый маленький рот. Только
чайной ложкой мог есть. Мама варила ему манную кашу, пока он несколько дней
ожидал попутный катер.

Запомнился и другой фронтовик. Он был
чуть постарше Тазеева, широковатый нос, короткая стрижка «под ноль». Как сейчас
вижу: они с отцом за чаркой водки отмечают встречу. На солдатской гимнастёрке
фронтовика несколько медалей: «За боевые заслуги», «За отвагу», орден  «Слава». Я с восторгом разглядываю
солдата. Не в киножурнале, а живого, вот он, рядом со мной…

– «За что «Слава»? – поинтересовался
отец.

Фронтовик изменился в лице. Видно было, что
вспоминать ему было не просто. Мне запомнился его рассказ: «Ползу по
нейтральной полосе безоружный. Навстречу фриц, тоже безоружный. Завязалась
смертельная схватка… Загрыз я его…. Награду получил за уничтожение врага».

Много 
позже в техникуме, где преподавал, поздравляя студентов с праздником – Днём
Победы, непременно проигрывал на «фронтовом» патефоне одну-две пластинки. Они
слушали с неподдельным интересом. К тому же с этим чудом техники связана особая
история.

В фильме Сергея Бондарчука «Они
сражались за Родину» есть  эпизод – в
землянке солдаты слушают маленький складной патефон, звучит песня «Есть на
Волге утёс, диким  мохом порос…» (солист
Михайлов) в сопровождении  ансамбля имени
Александрова. Так вот, у меня оказался такой же патефон (подарок моего дяди
Михаила Сильвестровича Камовского, полковника, артиллериста, кавалера орденов Ленина,
Кутузова, Суворова, трёх орденов Боевого Красного Знамени, Красной Звезды. И
такая же пластинка.

Запомнился ещё один рассказ из фронтовой
жизни дяди Миши: «Немцы устроили страшный артобстрел. В блиндаже всё ходит
ходуном – стены, потолок, пол. Наконец, секундная передышка. Снимаю каску,
чтобы вытереть пот, и вижу… в  ней  остался весь мой волос»…

Да, редко какую семью
не коснулась война. Мамины братья, Фёдор и Степа, были ранены, ещё один брат Иван пропал без вести.

Владлен КАМОВСКИЙ, заслуженный художник
России

Фото из семейного альбома, г. Хабаровск,
1941 год, до начала войны оставалось чуть больше пяти месяцев.